«Я поднял глаза и встретился взглядом с Джеком Леммоном. Меня нельзя было назвать новичком в общении со звёздами, за три года до этого в ночном Парке Горького я бегал между сугробов наперегонки с Арнольдом Шварценеггером - те фото и интервью удвоили миллионный тираж «Студенческого меридиана», а я был назван Журналистом Года.

Но Леммон... В памяти сразу включилось ленивое лето, очереди в кинотеатр «Мир» и ощущение таинства, когда под музыку труб и саксофонов в темноте зала появлялась надпись «В джазе только девушки»... Видимо, на моём лице отразился такой восторг, что в зрачках артиста мелькнула искорка и он улыбнулся точь в точь, как улыбался с экрана моего любимого фильма в роли одного из переодевшихся в женские костюмы музыкантов, скрывавшихся от чикагской мафии. Помните, Джеральдину, которая хотела быть Дафной? «Надо, чтобы вас представили Джеку», - сказал писатель Василий Аксёнов, заметив моё обалдение. Все это происходило в 1991, в центре Нью-Йорка, в легендарном ресторане «Русский самовар», принадлежащем танцору Барышникову, поэту Бродскому (он, кстати, потратил на долю в этом «общепите де люкс» часть Нобелевской премии) и Роману Каплану, который давеча здесь же и познакомил меня с Аксёновым. Вокруг гуляла компания: художники Комар и Меламед наливали, похожий на опереточного героя скульптор Эрнст Неизвестный передавал мне блюдо с селёдкой. На стенах пестрели картины Шемякина, автографы Окуджавы, Высоцкого, качал свинг живого рояля, пахло русской едой, помноженной на капитализм. Богемный, артистический Нью-Йорк ласково встречал в моем лице героя Перестройки. Я жил у Цуккермана, режиссера культового панк-фильма «Жидкое небо», Вайль брал у меня интервью на радио «Свобода», Эрнст принимал в студии. Кружились перформансы, галереи, клубы. А по вечерам я часто бывал здесь в «Самоваре» - и надо ж так случиться, что за столиком напротив, тоже в весёлой компании оказался артист Леммон. Общеизвестно, что горизонтальные связи в артистических кругах не имеют границ и иерархий. Я убедился в этом, когда меня усадили рядом с Джеком. Он выглядел очень старым, но всё таким же весёлым.

Услышав, что я из СССР, артист, к моему удивлению, со смешным акцентом сказал по- русски: «В джааазе толко дьевушки», - и наставил на меня палец, как будто поймал на месте преступления. Конечно, он знал о буме, который вызвала картина в нашей стране. От полноты чувств я не мог не признаться, что смотрел этот фильм больше двадцати раз. «Ок! - сказал он, - но ответь мне честно, сколько из этих двадцати раз ты смотрел фильм из-за Мэрилин?» В точку! Как минимум восемнадцать раз я ходил в кино на Мэрилин Монро. Чтобы развеять мое смущение, Джек со значением заказал vodka lemon. На закуску принесли блины с икрой, огурцы, мочёные яблоки. Мы выпили за Монро. «Ты бы наверняка ей понравился,» - подмигнул Леммон...

Когда заполночь я нестойко шагал по сияющему, как Алмазный Фонд, Бродвею, мне уже было ясно, что эта фраза и эта встреча станут самым драгоценным, что я привезу из Нью-Йорка».